Сказка про Марью-затворницу

Лето в этом году не задалось: нерадивое солнце все никак не хотело раскаляться, чахлая трава не желала расти, ветра дули непрестанно, нагоняя с моря мясистые, грозовые облака. Настроение у Михайло было под стать небу над головой: такое же хмурое. Когда он перешагнул границу Дремучего леса, ему показалось, что он и вовсе попал на тот свет. Высокие голые дубы напоминали армию злых бесов из преисподней с дуплами-ртами, словно распахнутыми в беззвучном крике, и крючковатыми сучьями вместо носов. Чем глубже Михайло с княжеским сынком заходили в чащу, тем плотнее сдвигали деревья свои ряды и грознее скрипели кроны.
Где-то протяжно взвыл ветер. «Хорошо, не зверь», – подумалось Михайло. Отбиваться от стаи оголодавших хищников ему совсем не хотелось.
– Михайло, слышь, Михайло, – заскулил сзади княжий сынок. – Давай назад поворотим!
Под ногами захлюпала грязь, и с каждым шагом вязкая трясина поднималась все выше.
– Вот тоскун, заладил: «Поворотим, да поворотим!» – разозлился Михайло. – Нельзя нам назад, знаешь ведь: дорога открывается только раз в жизни и другого шанса у нас не появится.
Хотя какая это дорога, так, козья тропка, которая петляла между холмами, водила кругами, а под ночь и вовсе в болото завела.
– Ну и бес с ней, с ведьмой, другую найдем.
Стоило только княжичу договорить, как с неба камнем сорвался ворон и, сбив с него шапку, взмыл в облака.
– Михайло!!! – закричал юный наследник Тмутаракани, укрыв руками голову.
– Да не ори, Иван! Цела твоя шапка. Тащи дрюк подлиннее, сейчас достану.
Парнишка крутанулся на пятках и кинулся к высохшему кусту. Громко сопя, он отломал ветку и вернулся к другу.
– Держи, – проговорил княжич.
– Хороший дрын, – усмехнулся Михайло. – Вот бы им да по твоей княжей заднице за все проделки.
Но, увидев, как побледнело лицо Ивана, кузнец смилостивился:
– Шучу я, шучу.
Шапка у княжича был знатная: кожаная, островерхая с меховой оторочкой. Жаль такую красоту терять. Подцепив палкой, Михайло достал головной убор и вернул княжичу, но тот вместо благодарности вновь заныл:
– Давай вернемся, чует мое сердце – гиблое место, пропадем мы тут. Пойдем к тартарам. Говорят, там даже мужики в платках ходят, тока глаза и видны. Им опытные кузнецы завсегда нужны.
– Что я, баба, в платки кутаться? – осерчал Михайло. – Ступай давай или ты здесь заночевать хочешь?
Горестно вздохнув, Иван зашагал по едва различимой тропинке. Михайло не случайно пропустил его вперед – уж больно удачлив был княжич, и не раз везение выручало его в безвыходных, на первый взгляд, ситуациях. К тому же, увязни наследник Тмутараканского княжества, Михайло его мигом спасет, а вот если наоборот – то сгинут в топях оба.
Между тем солнце окончательно село. Тусклый свет молодого месяца, пробивавшегося сквозь тучи, едва мог тягаться со стелющимся туманом. От холода не спасала даже новенькая свита.
– Упырь! – внезапно закричал Иван и попятился, судорожно крестясь.
От неожиданности Михайло крякнул и, неуклюже взмахнув руками, соскользнул правой ногой с тропы прямо в болото. Зеленоватая жижа радостно зачавкала, затягивая его глубже.
– Вот дурень, – ругнулся Михайло. – Руку дай.
Иван протянул руку и чуть не нырнул в болото следом, но удержался, уперся пятками и что есть мочи потянул друга на себя.
– Каши больше есть надо, – заметил кузнец после упорных, но напрасных потуг.
С легкостью вытянув босую ногу, Михайло с сожалением посмотрел, как сапог скрылся в болотной тине. Пусть и был он чуть велик, да где в лесной глуши новый сыщешь?
– Где упырь-то твой?
– Вон смотри глазищи какие желтые, – ответил Иван и указал на два светящихся в ночном мраке пятна.
– Зяблик ты, а не княжий сын, – в сердцах сплюнул Михайло. – Только сапог из-за тебя потерял. Пришли мы, Иван.
Последние две-три сажени пришлось продираться через бурелом. «Хорошо, что натоптыши не успел распарить, – подумал Михайло, – а то распорол бы пятку в потемках».
Наконец дубы-исполины расступились, и друзья застыли в немом оцепенении. Посреди поляны возвышалась избушка. Вместо ставень на окнах висели пёсьи головы, ощеренные в жутком оскале. Под козырьком крыльца торчали огромные ветвистые рога, а из трубы на крыше вырывался далеко не дым: по спирали в небо уходило воронье. Михайло и Иван в унисон зашептали молитву и перекрестились. Тотчас же перед ними предстал обычный деревенский сруб с резным петушком под самой крышей. Из окон по обеим сторонам от перекошенного крылечка лился ровный свет, будто специально зажженный, чтобы запоздалые путники не прошли мимо.
Михайло почувствовал, как Иван, словно дитя малое, дергает его за рукав:
– Не нравится мне эта избушка. Я лучше в лесу ночевать останусь.
– Ну и ночуй, – равнодушно пожал плечами Михайло и направился к домику.
Вдруг в левом оконце из-за занавески осторожно выглянула женщина и, встретившись с Михайло взглядом, мгновенно спряталась. Кузнец только и успел разглядеть большие глаза, тонкие брови вразлет да толстые, темные косы. Сердце сжалось и заколотилось быстрее, будто вынуждая своего хозяина ускорить шаг, а в штанах все напряглось. Шутка ли, вот уже два года жить без женской любви и ласки: какая приличная баба согласится встречаться с вором, а неприличных Михайло сам за версту обходил, опасаясь опозориться окончательно. На лбу привычно зачесалось клеймо. Он проверил, на месте ли повязка, затянул потуже широкий ремень, расправил плечи и громко постучал в дубовую дверь.
Из избы послышался дребезжащий, старушечий голос:
– Кого это на ночь глядя черти принесли?
– Пусти, бабушка, переночевать.
Лязгнул засов, заскрипела дверь, и на пороге появилась сгорбленная старушка в серой душегрейке. Седая голова покрыта цветастым платком, концы которого завязаны в тугой узел на лбу. Маленькие любопытные глазки обшарили путников с ног до головы.
– Отчего ж не пустить, - ответила старуха, - коли добры молодцы просют. Проходите, гостями будете.
Глядя вслед бабке, Михайло испытал укол разочарования: все же он надеялся, что его встретит молодая красавица, виденная в оконце минуту назад.
В захламленных и от того тесных сенях Михайло скинул второй сапог и уверенно вошел в натопленную избу. Большую часть комнаты занимала белоснежная печь, у которой и хлопотала хозяйка. Рядом стоял крепко сбитый длинный стол с лавочками по бокам. За ним виднелась дверь и хлипкая лесенка на чердак. В левом углу у окна разместилась большая прялка с небрежно брошенным на большой сундук веретеном. Однако большеглазой прелестницы нигде не было видно.
– Ну, зачем пожаловали? – сурово спросила старуха.
Переминавшийся с ноги на ногу княжич несмело затараторил:
– Да вот, слышали мы, что живет в лесу ведьма...
Старуха громко стукнула ухватом, и Иван поправился:
– Вернее, колдунья, которая любое, даже самое невероятное желание может исполнить...
Старуха хмыкнула и подбоченилась. От возмущения, казалось, даже уродливая бородавка у нее на носу стала больше.
– Погодь, Иван, опять ты поперед старших лезешь, – прервал нескладную речь друга Михайло. – А ты, старая, сначала накорми, напои, спать уложи, а потом уже лезь с расспросами.
Старуха довольно улыбнулась, достала ухватом из печи чугунок и с громким стуком поставила его на стол. Аромат распаренной пшенной каши с тыквой заполнил избу.
– Чаво застыли? – проскрипела старуха. – Садитесь, чай, уморились с дороги.
– Благодарствуем, хозяюшка, – поклонился в пояс Михайло и незаметно толкнул локтем растерявшегося Ивана.
Тот последовал примеру друга и тоже склонился перед старухой.
– Звать-то вас как, красны молодцы?
– Меня Михайло, его Иван.
– Что ж, Михайло и Иван, знайте, что Марья Ильинична завсегда гостям рада. Идите к столу, сколько звать можно?
В знак уважения к хозяйке вечеря прошла в полной тишине, а потом старуха строго-настрого наказала гостям в дом никого не пускать, самим никуда не выходить и, вообще, до петушиного крика с полатей не слезать, и, пожелав гостям доброй ночи, резво вскарабкалась на чердак.
– Вылитая Баба-яга, – прошептал Иван, как только в потолке закрылась дверца. – У нее даже бородавка на носу, а в сенях ступа с помелом стоит.
– Баба-яга, говоришь? Ты, главное, когда она на сковороду тебя посадит, щеки посильней надувай.
– Зачем? – растерялся княжич.
– Чтобы в печь не пройти, – хохотнул Михайло.
– Смейся-смейся, – насупился Иван. – Помяни мое слово: сварит в котле и поминай как звали. Завтра же уходим отсюда.
– Утро вечера мудренее, – примирительно ответил Михайло, забрался на полати и тут же захрапел.
А вот Ивану в ту ночь не спалось: чудилось ему, будто во дворе воют волки, а в окно стучится разная нечисть. В который раз пожалел он, что пусть и нечаянно, но подставил кузнеца. Не польстись княжич тогда на сладкие речи полесской царевны, спал бы сейчас в отчем тереме на мягкой перине под пуховым одеялом.

Михайло проснулся с первыми петухами, прислушался и понял, что горластая птица была одна, но надрывалась за сотню.
– И мертвого подымет, – пробормотал кузнец, потягиваясь.
Рядом, причмокивая губами, спал княжич.
– Н-да, – восхитился Михайло, – беспечному любой сон сладок.
Над головой раздалось шарканье ног старухи, заскрипела деревянная лесенка, зазвенели чугунки да плошки.
«Пора вставать», – решил Михайло, замотал лоб повязкой и слез с полатей.
– Доброе утро, Марья Ильинична, – поздоровался он с хозяйкой.
– И тебе доброе, – проскрежетала старуха. – Как спалось?
– Хорошо, благодарствую.
Рядом с печью стояла огромная квашня, но тесто в ней уже не помещалось: оно, крадучись, спускалось вниз пышными потоками.
– У вас опара убегает, – встревоженно указал Михайло.
Бабка так резво развернулась, что подол серой юбки закрутился вокруг ног.
– Я тебе убегу, – пригрозила она костлявым пальцем. – Лезь на место.
Михайло вытаращил глаза, увидев, как опара послушно вернулась в кадку.
– Чего вылупился? – прикрикнула старуха. – Помог бы старой бабке, воды наносил. Ведра в сенях найдешь, а бочку у крыльца.
– А колодец? – уточнил кузнец.
– Откуда, милок, в такой глуши колодец? Вон озерцо в лесу есть. По дорожке вниз спустишься – увидишь. Только ты смотри, с тропинки ни ногой, а то назад не воротишься.
Накинув свиту, кузнец вышел в сени. Всю левую стену от пола до потолка закрывала мастерски сложенная поленница, рядом с которой стояла ступа с помелом. «Вот глазастый», – в который раз удивился внимательности друга Михайло.
Справа от двери между ведрами сиротливо приютился левый сапог. С минуту кузнец прикидывал, стоит надевать его или нет, но потом все же решил не срамиться: вдруг вчерашняя красавица вновь выглянет из окна, а там он, в одном сапоге разгуливает. Сняв со стены коромысло и подхватив пустые ведра, он вышел во двор.
Вокруг поляны ровным полукругом, охраняя двор лучше любого частокола, стоял непроходимый лес, и если не знать тайных тропок, можно сгинуть в чащобе навсегда. За ночь дубы, кажется, только посуровели. Кузнец привычным жестом почесал затылок, припоминая сказки, что рассказывала ему на ночь уже покойная матушка. Будто есть на свете волшебный лес, который привечает только тех путников, что прошли испытания. А вот что это за испытания, Михайло вспомнить не мог. Глубоко вдохнув свежий утренний воздух, он ступил на сырую землю. По ноге неприятно пополз холодок. Стараясь не обращать на него внимания, кузнец обернулся. Большая дубовая бочка притаилась в углу между домом и крыльцом. Видно, старуха специально поставила ее туда, чтобы собирать дождевую или талую воду, спускавшуюся по желобку с крыши. Михайло опять почесал затылок, прикидывая: чтобы наполнить такую громадину, раз семь, а то и все десять к ручью сходить придется.
Окинув взглядом дом еще раз - не выглядывает ли ночная красавица? - кузнец бодро зашагал по тропинке. Холодная роса под босыми пятками добавляла прыти. Пару раз Михайло неуклюже взмахнул ведрами, чтобы не упасть, но, к счастью, за его спиной уже сомкнулись дубовые ветки, так что никто этого не видел. Впереди под пригорком, и правда, оказалось небольшое озерцо, настолько прозрачное, что каждая песчинка на дне видна, и настолько ледяное, что в предрассветных сумерках даже парок от него не шел. Зачерпнув одновременно оба ведра, кузнец повернул обратно, как вдруг краем глаза заметил кабанчика, да такого упитанного, что будь при Михайло ружье...
Не успел он додумать, как, глядь, на ближайшем суку пищаль висит. Стоит только сойти с тропинки...
– Э, нет, – погрозил кузнец пальцем, – меня на мякине не проведешь.
Подняв коромысло с полными ведрами на плечи, Михайло пошел к избушке.
С кузнеца сошло семь потов, пока он таскал воду. Солнце взошло над лесом, а бочка по-прежнему была пустой. Десять ведер туда вылил, а по донышку каталась лишь одинокая капля. Вытерев рукавом взмокший лоб, Михайло оглядел бочку – течи нигде не нашел.
Из сеней повеяло ароматом свежеиспеченных пирогов, в животе у кузнеца настойчиво заурчало, но он решил не сдаваться.
Раздевшись до штанов, кузнец вновь пошел по воду. Подойдя к кромке леса, он почувствовал чей-то взгляд и расправил плечи. Конечно, с ведрами в руках он смотрелся не столь эффектно, как если бы с топором или молотом, но время блеснуть своей молодецкой удалью еще наступит.
Уже войдя в лес, Михайло обернулся: так и есть, из небольшого оконца под самой крышей выглядывала женщина. Длинные темные волосы разделены ровным пробором и заплетены в толстые косы. Рядом на подоконнике топтался большой иссиня-черный ворон. Каркнув, будто бы в ответ, он взмахнул крыльями и полетел над тропинкой в сторону кузнеца. Михайло смекнул, что птица непростая, и быстренько зашагал к озеру, но уже на подходе к нему застыл. С глуповатой улыбкой на губах он стоял и не мог отвести глаз от пышногрудой красавицы, выглядывавшей из-за ствола дуба. Ее рыжие кудри спускались до самого пояса, голову украшал венок из пушистых одуванчиков, а больше на лесной нимфе ничего и не было.
– Миха-айло, Миха-айло, – поманила она, чуть растягивая слова. – Иди ко мне, я тебя приголублю, заласкаю.
Завороженный зрелищем кузнец совсем потерял голову. Вся кровь устремилась к паху. Словно хоругвь на поле брани, уд# поднялся и повел за собой. Только кузнец занес ногу, чтобы сойти с тропинки, как над головой с предостерегающим карканьем пронесся ворон, да так низко, что волоски на затылке у Михайло зашевелились. От неожиданности кузнец выронил коромысло. С громким звоном, помноженным лесным эхом, ведра покатились прямо к озеру.
Морок развеялся. Горестно вздохнув, кузнец набрал воды и понес к дому, твердо решив, что больше никакая голая баба не собьет его с пути истинного.
Только подумал, как глядь, в сажени от тропинки стоят новенькие кожаные сапоги. Михайло такие видел на Пасхальной ярмарке, востроносые на небольшом каблучке со шпорами по бокам, но купить не решился. Во-первых, потому что стоили они как полцарства, а с заказами у кузнеца совсем худо дело стало – никто не шел к заклейменному вору; а во-вторых, перед кем ему в таких сапогах расхаживать – люди совсем засмеют.
– Тьфу ты, – раздосадованно плюнул Михайло. – Вот пристал, леший! Не нужны мне ни богатства твои, ни сапоги, ни бабы! И вообще, не к тебе в гости пришел!!!
Разлетелись сапоги красными бабочками. Ветер зашуршал листвой. Стайка птичек вспорхнула прямо из-под ног. Михайло протер глаза. Так и есть: ожил лес, преобразился, поверил кузнецу.
Продолжая удивляться, Михайло вышел на поляну, вскинул глаза – пусто у оконца, не дождалась красавица. Грустно стало ему на душе: вроде испытания прошел, а похвалиться не перед кем. Все равно что подвиг совершил, зарубил Горыныча, а, пока геройствовал, царевна за другого замуж выскочила.
С этими невеселыми думами подошел кузнец к бочке и опрокинул ведро с водой. Мощный поток ударился о поверхность воды и окатил Михайло ледяными брызгами с головы до ног.
– Да что ж за чертовщина такая! – выругался кузнец. – То пустая, то полная.
Лютый, как свора голодных псов, Михайло ввалился в дом. Запах пирогов немного остудил его злость, а вид распластавшегося по полу Ивана заставил и вовсе обо всем забыть.
– Иван, что случилось? – спросил кузнец, падая на колени рядом с другом.
Дрожащим пальцем княжич указал на зеркало, висевшее в углу рядом с дверью. Кузнец обернулся и остолбенел. На лбу у Ивана алела огромная «Т» – клеймо, выдававшее татя#, укравшего у самого князя. Михайло сдернул повязку с головы – чистый высокий лоб.
– Чего расселись? – возмутилась старуха, возникшая на пороге с кувшином в руках. – Зерцало истины ни разу не видели?
Мужчины одновременно помотали головами.
– Ну, что тут у вас? – проскрипела старуха, поставив кувшин на стол.
Схватив кривыми пальцами Михайло за подбородок, она внимательно посмотрела на его лоб, а потом на отражение в волшебном зеркале.
– Так вы за правдой пришли?
Кузнец неуверенно кивнул. Старуха провела указательным пальцем по его лбу, и клеймо запылало у нее над ладонью.
– Давай, княжич, подставляй лоб, – заявила ведьма. – Пусть справедливость восторжествует.
– Пощади, бабушка, – заскулил испугавшийся Иван и уткнулся лбом в начищенные половицы. – Не со зла ведь, а по глупости.
– Так зачем же ты пожаловал? – удивилась старуха.
– Хочу, чтобы Варвара меня полюбила, – глухо признался княжич, – по-настоящему.
– Вот хитер, – изумилась Марья Ильинична, – и рыбку съесть, и на мель не сесть. Так даже в сказках не бывает. Любое чудо надо заслужить.
С этими словами старуха больно ударила свободной рукой по пальцам кузнеца, ощупывавшего свой гладкий лоб, и с размаху вернула клеймо на место.
– Ладно, давайте завтракать, а то пироги уже совсем остыли.

Пироги получились отменные: пышные, ароматные, с румяной корочкой. И начинка на любой вкус: и с мясом, и с капустой, и с творогом, и с яблоками. Иван после недавних волнений уплетал пироги так, аж за ушами трещало, и запивал парным молоком, чтобы больше поместилось. А вот Михайло кусок в горло не лез. Он сидел за столом, прислушиваясь к каждому шороху на чердаке, в надежде, что загадочная красавица спуститься к столу. Еще его смущали косые, будто оценивающие, взгляды старухи. Он даже рубаху натянул, чтобы скрыться от них. Было в бабке что-то не то, даже с учетом ее колдовского дара, но вот что именно настораживало, кузнец понять не мог. Он обернулся, чтобы посмотреть на ее отражение, но, увы, Ильинична завесила волшебное зеркало полотном.
– Как же вышло так, что за него, – старуха кивнула на Ивана, – ты клеймо носишь?
Кузнец устало махнул рукой, не любил он вспоминать эту историю.
– Ездили мы в Полесье к царю Елисею, – начал словоохотливый княжич. – А там у него царевна Варвара красоты неописуемой: косы русые до самых пяток, глазищи зеленые, словно мох в сосновом бору, а стать...
Кузнец даже глаза закатил: два года минуло, а образ белобрысой пигалицы, по словам княжича, становился краше от рассказа к рассказу.
– В общем, уговорила она Ивана принести перо жар-птицы, – прервал княжича Михайло.
– Батюшка его с собой во все поездки берет, якобы уберегает оно от нечисти и напастей. А Варюша обещала мне поцелуй, если я его покажу. Вот я и взял перо из ларца, думал, батюшка не заметит.
– Сдержала слово? – усмехнулась старуха.
– Ага. – Щеки княжича запылали, что маков цвет. – Так поцеловала, что я потом целый день, словно пьяный, проспал на сеновале.
– А ты, Михайло, здесь при чем? – не утерпела старуха.
– Я? Так пока этот дурень дрых, меня и обвинили в воровстве. Я ж тот ларец ковал и знал, как его открыть. Вот князь в порыве злости и заклеймил меня.
– Вечно твой князь сначала делает, а уже потом думает, – заметила старуха. – Как только руки целы остались? Мог ведь и их отрубить.
– Да как же... – встрепенулся явно испуганный Иван. – Михайло лучший кузнец Тмутаракани, ему без рук никак нельзя.
– Собирался и руку отрубить левую. По локоть. Но я потребовал суда Божьего. Князю деваться некуда было, вот он и согласился. На центральной площади Полесья при всем честном народе проглотил я листик робыльи крестолистной...
– Неужто проглотил? – всплеснула руками старуха.
– А чего мне бояться? Конечно, проглотил, – подтвердил кузнец, – не разжевывая. Правда ведь на моей стороне.
– Вот если бы испугался, начал время тянуть да под языком прятать, вмиг бы посинел, побледнел и окочурился. Видела я такую смерть... А ты, получается, даже не подавился?
– Нет, – мотнул головой Михайло, – тока пару дней животом помучился и все.
В этот момент Иван выпучил глаза и захрипел. Не знал он таких подробностей, и чувство вины, подкрепленное куском пирога с осетриной, встало поперек горла. Старуха не растерялась и хлопнула его по спине так, что кости затрещали.
– Ладно, хорош лясы точить, – заявила бабка. – Ты, каланча златокудрая, – она отвесила княжичу увесистый подзатыльник, – лезь на крышу и прочисть трубу, а ты, кузнец, сходи к болоту, да забери свой сапог у кикиморы. Если заупрямится, подаришь ей заячий хвостик.
Марья Ильинична залезла в карман передника и выудила из него пушистый комочек.
– Не дело босым по лесам шастать. Да и лоб можешь больше не заматывать, все равно я тебя насквозь вижу.
***
На кой ляд кикиморе сдался сапог, кузнец не понимал, а зачем ей мог понадобиться заячий хвост – и подавно. Одним словом – баба, хоть и болотная.
Лес теперь не пугал своей мрачностью, наоборот, казалось, был рад Михайло: то ежик ему дорожку перебежит, то косолапый из кустов малины помашет, то какая-нибудь птаха на плечо сядет и давай на ухо щебетать. Правда, это касалось только одной половины леса, другая, что простиралась за круглой поляной, оставалась по-прежнему жуткой и враждебной. Со стороны это выглядело так, будто лес разделило невидимой, но смертельно опасной чертой, и что-то подсказывало Михайло – вход в зловещую чащобу находился в ведьминой избушке.
Между тем он подошел к болоту, которое встретило его дружным лягушачьим хором. Михайло уже открыл рот, чтобы позвать кикимору, но запнулся. А ежели она обидится на такое обращение? Почесав макушку, он решил прикинуться дурачком.
– Эй, есть здесь кто живой?! – прокричал кузнец и тише добавил: – Или неживой? Хотя нежить лучше бы промолчала.
Зеленая жижа в центре болота вспенилась мелкими пузырьками, и, спустя мгновение, там появилась кикимора. Ее кожа и длинные спутанные волосы были одного цвета с топью, только глаза сверкали, словно изумруды. На голове красовался венок из хвороста, очень напоминающий воронье гнездо, в который с любовью были вплетены ленточки, бусинки, уже порядком подвявший одуванчик и даже павлинье перо. А вот заячьего хвостика явно не хватало.
Не открывая огромного на пол-лица рта, кикимора булькнула, видимо, вместо приветствия.
На всякий случай кузнец поклонился и в который раз почесал затылок. Красавицей назвать это чудо-юдо язык не поворачивался, а как обратиться по-другому, чтобы не обидеть, Михайло не знал.
– Добрый день, э-э-э... девица, – нашелся кузнец. – Не попадался ли вам, случаем, сапог? Я его вчера потерял здесь ненароком.
Кикимора рыбкой нырнула в болото, только мелькнули в воздухе желтоватое брюхо и кривые лягушачьи лапки. Кузнеца всего забрызгало грязью.
– День сегодня такой, что ли? – посетовал Михайло, стряхивая капли с колен. – То ключевой водой обдадут, то болотной...
Его причитания прервала кикимора, вынырнувшая в центре болота с сапогом в руках.
– Да-да, – обрадовался кузнец, – это мой...
Но болотная модница быстро спрятала обувку за спину. Михайло было растерялся, но быстро вспомнил про заячий хвостик.
– Смотри, что у меня есть.
Глаза у кикиморы зажглись, как при виде бесценного сокровища. Она даже подплыла ближе, чтобы лучше разглядеть хвост.
– Меняю на сапог, – предложил Михайло.
Кикимора согласно закивала. Тогда кузнец кинул ей пушистый комочек, но, то ли не рассчитал бросок, то ли болотная жительница оказалась столь неуклюжей, только заячий хвостик попал ей прямо в лоб. Обиженно квакнув, кикимора схватила «украшение» и ушла на дно.
– Эй, – закричал кузнец, – мы так не договаривались!
Из болота раздалось глухое «хам», и в кузнеца полетел злополучный сапог. Пожав плечами, довольный Михайло потопал обратно.
Все же ему было интересно, почему загадочная красавица до сих пор не вышла познакомиться с гостями. Возможно, бабка, опасаясь за честь внучки, запретила ей спускаться вниз? Хотя ведь не юная девица, а вполне зрелая женщина. В самом соку. Такие кузнецу особенно нравились: не надо иметь дело с мамками-няньками и долго ухаживать, пригласил на сеновал, а там уж как получится. Но чаще всего бывало так: сначала за свое предложение Михайло получал промеж глаз, а под ночь строптивица сама скреблась в заднее оконце, потому что и кузнец нравился девушкам. Высокий, светловолосый, а ширине плеч позавидовал бы любой богатырь. На смуглом лице всегда играла добродушная улыбка, а твердый взгляд стальных глаз мог взбудоражить кровь даже самой неприступной красавицы. Но те времена давно минули.
«А может быть, она глухонемая? – осенило Михайло. – Или одержимая? Вот бабка и держит ее взаперти на чердаке».
От этих мыслей кузнец загрустил, больно хороша была девка. Оставалась, правда, еще надежда, что она была травницей или знахаркой, давшей какой-нибудь дурацкий обет. Например, не общаться с мужчинами - поэтому и забралась в такую глушь. Но Михайло с удовольствием разубедил бы ее. Он даже зажмурился в предвкушении.
Выйдя на поляну, Михайло вмиг забыл о своих мечтах. Злой, как черт, и настолько же грязный, Иван пытался прочистить трубу помелом, а дом от его усилий дрожал как осиновый лист. Второй раз за день кузнец протер глаза. Изба и впрямь оказалась непростая: после очередного погружения княжича в трубу по пояс, из-под бревенчатых стен показались упитанные куриные ножки. Тут с крыльца кубарем скатилась бабка и заорала:
– Что ты творишь, окаянный?!! Хватит ее щекотать. А ну, слезай с крыши!
Испугавшись, княжич и вовсе свалился в трубу, только ноги и остались торчать. Изба попрыгала с ноги на ногу и вдруг замерла. Старуха накрыла голову руками и кинулась к лесу. Кузнец, наоборот, бросился другу на выручку, но застыл, как вкопанный. Стены избушки начали надуваться. Задребезжали окна. Затрещали бревна. Избушка росла-росла, да как чихнет. Клубы сажи вместе с Иваном взлетели к самым облакам.
У кузнеца дыхание перехватило - не уберег Ивана.
– Ай дура-а-ак! Ну куда же ты?!
Надо сказать, летел княжич красиво, ласточкой раскинув руки в стороны. Благо сбоку от избы стоял огромный стог сена, туда-то с громким «а-а-а-а-а» и спикировал Иван.
Схватившись за голову, кузнец бросился к другу. Княжич лежал на животе неподвижно, но, кажется, дышал. Михайло осторожно перевернул его на спину и похлопал по щекам:
– Ванюш, живой? Отзовись!
Иван открыл глаза и жалобно застонал.
– Где болит? – взволнованно спросил Михайло. – Встать можешь?
Тут подбежала старуха и, окинув княжича взглядом, заявила:
– Везуч ты, Иван. Ох везуч, ни одной косточки не сломал. Даже мозги не потряс. Хотя было бы что трясти. Давай, кузнец, тащи его в избу. Сейчас травками-муравками напою, как новенький будет. Вот попроси дурака Богу молиться...
Михайло взвалил друга на плечо и отнес в дом, где и уложил на лавку.
– Ну, чего расселся? – проворчала старуха. – Иди солому в стог собирай, жив твой Иван будет.
Только кузнец взял вилы и подошел к развороченному стогу, глядь, черный ворон в окошко на чердаке залетел. Недолго думая, Михайло тихонько под то окошко и встал.
– Это ты, Карл? – услышал кузнец приятный женский голос с хрипотцой, от которого по телу побежали мурашки.
– Я, я, натюрлих, – отозвался ворон. – Что опять натворить наш блаженный?
– Лучше не спрашивай, – ответила женщина. – И как земля таких дураков носит?
– А кузнец есть видный парень. Давненько в нашу глушь таких не заносить.
– Хоро-о-ош чертяка! – мечтательно протянула красавица.
От этих слов кузнец плечи расправил, грудь выпятил, пяткой притопнул и сразу же понял, что выдал себя. Схватив вилы, он бросился гортать# солому.
«Не глухонемая и не одержимая. Значит, надо скорее с ней познакомиться».

Выспавшись за день, Иван не мог уснуть. И, как назло, именно этой ночью ему никак не мечталось. Покрутившись с боку на бок и получив тычок от Михайло, княжич слез с полатей и решил перекусить, но со стола все было убрано.
– Хоть бы стакан молока оставила, – раздосадовано пробормотал Иван и, опасливо глядя на проем в потолке, добавил: – Вот старая карга!
Сказал и притих, прислушиваясь, не нашлет ли ведьма на него проклятье, не испортит ли его ангельское личико уродливой бородавкой. Больше всего на свете княжич боялся бородавок, потому даже в раннем детстве лягушек, как дворовые мальчишки, не ловил. А тут такая плюха на носу у могущественной ведьмы. Знать, и ей не под силу с бородавками справиться. Так что лучше старуху не злить.
В животе заурчало. «Как же есть охота!» При свете одинокой лучины было трудно сообразить, где искать пироги, но, испытывая такой голод, Иван был согласен и на кашу, поэтому убрал заслонку и полез в печь. Лицо неприятно обдало жаром. В глаза попала взметнувшаяся зола. От неожиданности княжич дернулся назад, а тут еще кочерга сама бросилась под ноги. Помянув мать своей любимой борзой, Иван со всего размаху шмякнулся о дубовую дверь рядом с печью и оказался в соседней комнате.
– Ого, – прошептал пораженный княжич, потирая затылок.
Под самым потолком висели березовые веники, низки сушеных грибов, пучки душистого укропа и еще каких-то трав, названия которых Иван не знал. Единственное оконце окружали связки чеснока, лука и красного перца.
Разинув рот, княжич встал с пола и тут же обратил внимание на огромный котел, в котором пузырилось зеленое варево, а под котлом горел неестественно алый костер.
– Чудеса да и только.
Но больше всего его поразили головы зверей, которые при ближайшем рассмотрении оказались шапками. Как тут устоять, когда такой диковинки княжий сын во век не видывал. Схватил голову кабана с грозно торчащими клыками, примерил – велика. Надел шапку из головы лося с ветвистыми рогами – жмет да и тяжела, аж в висках застучало.
– Ты что тут делаешь? – прогремело с порога.
Иван подпрыгнул, но сразу же перевел дух:
– Испугал, Михайло! Ты смотри, какие шапки.
– Не трогал бы ты их, Иван, чай не дома.
– Да кому от этого плохо будет? – отмахнулся Иван. – Сейчас примерю последнюю и пойду спать.
Голова серого волка с ощеренной пастью оказалась как раз впору.
– Ну как? – обрадованно спросил княжич и зарычал: – Р-р-р-р!
Рык вышел настолько правдоподобным, что Иван повторил его вновь.
Но старший друг отчего-то не разделил радости и взволнованно скомандовал:
– Снимай, Иван, сейчас же снимай!
Княжич пожал плечами и попробовал стащить шапку, да только та сидела, как влитая.
– Что за черт? – удивился он и потянул вновь.
Только руки стали вдруг чужими, непослушными и... пушистыми. Серый мех покрывал их до самого плеча.
– Михайло, помоги! – закричал Иван, но вместо слов из горла вырвался волчий вой.
Заметался тогда княжич по комнате, запрыгал по лавкам, опрокинул котел, сиганул в оконце и скрылся в Дремучем лесу.
– Ива-а-ан! – закричал Михайло вдогонку другу, но того и след простыл.
Бросился кузнец в сени, наспех натянул сапоги, обернулся к двери – а там бабка. Злая.С метлой в руках.
– Куда собрался, кузнец? Ночь на дворе!
– Иван шапки примерял и оборотился волком, – попытался объяснить Михайло.
– И другу не поможешь и сам пропадешь! – грозно заявила ведьма и, ткнув в него черенком метлы, приказала: – Ступай, кузнец, спать. До рассвета мы ничего сделать не сможем.

***

Только прокричал петух, а кузнец уже был на ногах. Все утро он пробегал по лесу, голос сорвал, а Ивана и след простыл, словно его и не было. Михайло сел на порог избушки и закручинился.
– Не печалься, кузнец, – проскрипела старуха. – Жив твой княжич. Такой не пропадет.
– Не уберег друга, – прошептал Михайло. – Знал ведь, чувствовал - не стоит его брать с собой, а он все равно увязался следом. Говорит, мол, если не возьмешь, сам пойду.
– Знать, судьба у него такая, – развела руками ведьма.
Неожиданно кузнец вскочил и встряхнул старуху.
– Марья Ильинична, ты же все можешь! Не хочу для себя ничего, помоги мне вернуть Ивана!
– Постой, кузнец, не горячись. Давай дождемся ворона, может, он видел твоего княжича.
И, будто услышав ее слова, над лесом показался ворон. В который раз поразился Михайло величественности и мощи черной птицы. Подлетев к избушке, ворон закружил над поляной.
– Кар-кар, герр Ифан алес капут! Ищ вульф!
– Что? Что он сказал? – взволнованно спросил Михайло.
– Все хорошо с Иваном, – перевела старуха. – Он просил передать, чтобы ты за него не волновался. Как набегается за зайцами, сразу в терем к батюшке и вернется.
– Один? – удивился Михайло.
– Один, – подтвердила Ильинична. – Успокойся, Михайло, шапки те не простые, абы кому служить не будут. Если обернулся твой друг волком, значит, так будет лучше. Радуйся, что заячья ушанка ему не подошла.
В речах ведьмы был смысл, но Михайло решил поостеречься и уточнил, глядя в блеклые старушечьи глаза:
– Не врешь?
Старуха подбоченилась и закричала:
– Да кто ты такой, чтобы сомневаться в моих словах?! Иди с глаз моих подобру-поздорову, пока язык твой поганый цел. Сейчас превращу тебя в тварь болотную, будешь знать, как пожилых обижать!
Отлегло у Михайло от сердца. Сверкнув молодецкой улыбкой, оборвал кузнец гневную тираду ведьмы:
– Не злись, Ильинична. Конечно, я тебе верю.
– Тогда ступай в избу завтракать.
Михайло послушно вошел в сени, хлопнул дверцей и нарочито громко затопал, а потом тайком вернулся к порогу и замер, прислушиваясь.
– Ох, и кукуйнется тебе, Мар-р-рьюшка, эта истор-р-рия с кузнецом, – прокаркал ворон.
– Знаю, Карл, знаю, что аукнется, – раздался в ответ далеко не старушечий скрежет. – Люб он мне! Ничего с собой не могу поделать. Сто раз хотела стереть клеймо и отправить восвояси, а сердечко бьется, не позволяет.
– Забывать своего чар-р-родея, глупая? Забывать Кощея? Клятву свою никогда не влюбляйся забывать?!
– Помню, Карл. Все помню, но как увижу его улыбку...
– Дур-р-ра! Не простит тебе Кощей предательства, – предупредил ворон.
– Что же делать?
– Ты сама все знать. Не тянуть кота за хвост. Шнейле, шнейле.
– Да, но не могу я выгнать его накануне ночи Ивана Купалы – пропадет ведь.
– Тоже мне пр-р-роблема. Опои сон-травой. Пор-р-ра мне. Как управиться, так возвращаться.
Послышался горестный вздох, и кузнец опрометью кинулся к столу.
В горницу вошла старуха и подозрительно ласково сказала:
– Умаялся, поди, уже с самого утра. Сейчас-сейчас я тебе чайку на живой водице заварю.
Пока ведьма толкла в ступке какие-то корешки, кузнец разглядывал ее исподлобья. Зубки-то у ведьмы ровненькие, беленькие, как у молодой девицы, да и пахнет от нее не старостью, а луговой травою. Возможно, кого и ввела бы в заблуждение Марья Ильинична, но его, кузнеца, не проведешь. Захотелось Михайло во что бы то ни стало разгадать тайны лесной затворницы. И пусть Кощей удавится со всеми чародеями вместе взятыми.
– Пей, милок.
Кузнец непонимающе уставился на глиняную кружку, неожиданно возникшую перед ним. Над прозрачным отваром вился парок.
– Пей-пей, – поторопила ведьма.
Деваться некуда. Пригубил кузнец чайку и зажмурился:
– Ай, хорошо! Чабрец, душица и... Не могу разобрать?..
Он вопросительно посмотрел на Ильиничну.
– Много будешь знать – бородавка на носу выскочит, – проворчала та и отвернулась к печи, не выдержав взгляда.
Кузнец, не будь дурак, взял и вылил отвар в кадку с квашней.
– Вздремнуть бы, – заявил Михайло и демонстративно зевнул.
– Пойди-пойди, Михайло, отдохни.
Кузнец встал, потянулся и отправился на свой лежак. И то ли от утренних волнений, то ли от глотка отвара, но сон сразу же сморил его.

Глава 5

Проснулся Михайло уже затемно. Прислушался: ни хлопанья крыльев, ни шарканья ног – кругом тишина. Он слез с полатей, вышел в сени и выглянул во двор.
– Святый Боже!!!
От увиденного у кузнеца перехватило дыхание. Не чаял он в свои годы увидеть такое действо. По поляне, окруженной огненной стеной, водили хоровод голые девки. И не просто девки. Казалось, у избушки Марьи Ильиничны собрались представительницы каждого рода нечисти, какой только был на белом свете. И каждая из них хотела найти себе хорошего мужа.
Перекрестившись, кузнец попятился вглубь дома от греха подальше, как вдруг увидел свою голубу. Она стояла в центре хоровода с завязанными глазами и под купальские напевы раздавала яркие, пушистые венки. И настолько хороша была его Марьюшка, что кузнец не помня себя шагнул за порог.
Песня разом оборвалась. Клыкастые красавицы уставились на кузнеца. Но он ждал знака только от одной, самой лучшей, при мысли о которой сердце сладко щемило в груди. Осторожно Марья стянула с глаз повязку, охнула и кинулась бежать. Ни секунды

Проснулся Михайло уже затемно. Прислушался: ни хлопанья крыльев, ни шарканья ног – кругом тишина. Он слез с полатей, вышел в сени и выглянул во двор.
– Святый Боже!!!
От увиденного у кузнеца перехватило дыхание. Не чаял он в свои годы увидеть такое действо. По поляне, окруженной огненной стеной, водили хоровод голые девки. И не просто девки. Казалось, у избушки Марьи Ильиничны собрались представительницы каждого рода нечисти, какой только был на белом свете. И каждая из них хотела найти себе хорошего мужа.
Перекрестившись, кузнец попятился вглубь дома от греха подальше, как вдруг увидел свою голубу. Она стояла в центре хоровода с завязанными глазами и под купальские напевы раздавала яркие, пушистые венки. И настолько хороша была его Марьюшка, что кузнец не помня себя шагнул за порог.
Песня разом оборвалась. Клыкастые красавицы уставились на кузнеца. Но он ждал знака только от одной, самой лучшей, при мысли о которой сердце сладко щемило в груди. Осторожно Марья стянула с глаз повязку, охнула и кинулась бежать. Ни секунды не медля, Михайло бросился следом.
Со всех сторон раздался злорадный хохот. Ожил хоровод и закружил кузнеца между хвостов, копыт, крыльев и чешуи. Руки с длинными когтями царапали спину, рвали одежду, но Михайло было уже не остановить. Увернувшись от скользких объятий кикиморы, поднырнув под сцепленные ладони рогатых демониц, вырвался он на свободу и огляделся. На тропинке к озеру мелькнул женский силуэт и, с легкостью перепрыгнув огненную стену, скрылся в лесу.
Скидывая на бегу лохмотья, оставшиеся от рубахи, кузнец попытался догнать чаровницу. Хорошо, успел как следует разбежаться, иначе не перепрыгнул бы взметнувшийся столбом огонь. Голые пятки обдало жаром, но Михайло было все равно.
С обеих сторон от тропинки распускались волшебные цветки папоротника. Однако за все сокровища мира кузнец не отказался бы от погони. Расстояние сокращалось. Впереди между ветвями уже поблескивала водная гладь.
С разбегу, поднимая фонтаны брызг, Марья влетела в озеро и рассмеялась:
– Опоздал ты, Михайло! Упустил свой шанс...
«Это мы еще посмотрим», – подумал кузнец, стягивая штаны.
Между тем Марья начала читать заклинание, и с каждым словом ее образ бледнел на глазах.
Недолго думая Михайло нырнул в озеро и в последний момент успел дернуть девушку за пятку. Взмахнув руками и набрав полный рот воды, она попыталась вырваться из сильной мужской хватки. Кузнец сам разжал кулак, вынырнул и, не дав сказать Марье ни слова, поцеловал. Женщина забилась в его руках, и они вновь ушли под воду.
Маленькие ладошки стучали по его плечам все слабее и слабее. Наконец изящные женские руки обвили его шею, а губы ответили на поцелуй, и кузнец, оттолкнувшись от песчаного дна, вынес свою избранницу на поверхность. Глотнув воздуха, теперь уже Марья накинулась на Михайло. От неожиданности кузнец чуть не захлебнулся, но тут волна подняла и вынесла их прямо на берег.
Мокрые портки все никак не хотели сниматься. Марья вновь рассмеялась и прошептала:
– Дай помогу.
Ночной ветерок холодил кожу. Ноги ласкала удивительно теплая вода. Кузнец с упоением гладил и целовал женские прелести. Сдерживаться доле не было сил. Он опустился на мягкое тело и одним толчком вошел внутрь. Мышцы лона плотно сжались вокруг мужского естества. От усилий сдержаться на лбу кузнеца вздулась жилка, но, увы... Вынужденное двухлетнее воздержание не оставило ни малейшего шанса. Михайло громко простонал и кончил. Волна за волной по телу пробегала мелкая дрожь.
Перед глазами у кузнеца вспыхнули звезды. Он сам не заметил, как перекатился на спину, и Марья оказалась сверху.
– Признаться, мне лестно твое нетерпение, – проговорила она. – Поэтому я дам тебе вторую попытку.
Она перекинула длинные мокрые волосы за спину, и от этого движения твердые соски приподнялись еще выше.
Кузнец протянул руки и обхватил налитые, словно спелые яблочки, груди. Марья тихонько вздохнула и выгнулась.
Тесно сжатое внутри лона мужское достоинство шевельнулось. Михайло осторожно приподнял бедра, потом еще и еще. Марья не отставала, ускоряя ритм, подстегивая тихими стонами. Быстрее и быстрее. Приподнявшись, кузнец припал к ее груди, обвел тугой сосок языком и сжал зубами, а потом дернул красавицу на себя.
Страсть нарастала. Стоны становились все громче. Руки Михайло сжали пышные ягодицы, развели половинки, насаживая Марью все резче и резче на твердое, словно каменное, естество.
Она сдалась первой. Задрожав в его руках и выгнув спину, ведьма на весь лес возвестила о своем поражении. Лоно запульсировало, сдавливая мужскую плоть раз за разом. Кузнец перестал сдерживаться и дал себе волю. Удовольствие вспыхнуло и растеклось по венам.
Сердце в груди у Михайло стучало подобно кузнечному молоту. Он хотел сказать что-то Марье, но из-за шума в ушах боялся себя не услышать, поэтому лежал и просто гладил ее влажную от пота спину.
Наконец дыхание выровнялось и кузнец заметил, как кромку леса осветили лучи восходящего солнца. Марья пошевелилась и приподняла голову с его плеча. Михайло перехватил ее взгляд, и сердце тревожно сжалось.
– Прости меня, Миша, – прошептала красавица со слезами на глазах. – Но мне пора. Не ищи меня больше.
И с первым петушиным криком, разорвавшим предрассветную тишину, женщина исчезла, как будто ее и не было.
Вскочил Михайло, натянул штаны и со всех ног бросился к избушке.

Как всегда у плиты суетилась старуха.
– Явился – не запылился, – проворчала она таким тоном, что кузнец опешил.
Неужели все его подозрения оказались ложными? Неужели он ошибся? Ан нет!!! Прищурился Михайло и разглядел на морщинистой шее песок и тоненькую ниточку водорослей.
– Вижу, кузнец, не лодырь ты, и душа у тебя добрая, – как ни в чем не бывало продолжила ведьма. – Помогу твоему горю.
Поплевав и растерев слюну на ладони, она схватила костлявой рукой подбородок Михайло и притянула к себе.
– Ступай, кривда, не порочь честного человека.
Старуха провела рукой по лбу кузнеца, потерла большим пальцем и клеймо исчезло. Однако вместо радости Михайло испытал только жгучую злость.
– Ну, чего стоишь? – удивилась Ильинична, своим задором лишь подливая масла в огонь. – Вот твоя котомка. Иди с Богом, пока не ливануло.
Кузнец хотел было ответить кузнец, но на ум шло только матерное словцо. Крутанувшись на пятках, сорвал он покрывало с волшебного зеркала и заглянул в него. Так и есть. Вместо старухи в нем отражалась его ночная полюбовница.
– Что же ты наделал? – раздался полустон-полувсхлип.
Зеркало пошло трещинами и осыпалось на пол, а из открывшегося отверстия хлынули маленькие черные человечки. Присмотревшись, Михайло заметил у них рога, копыта и хвосты с острыми наконечниками.
– Надо было тебе, Мишенька, уходить, – причитала Марья за спиной, пока кузнец стряхивал с ног резво карабкавшихся бесят. – Хотела тебя, дурака, спасти, а ты заартачился.
– Никуда я без тебя не уйду! – твердо произнес кузнец. – И хватит старухой притворяться, я тебя еще в первый день раскусил.
Под ногами хрустнуло. Ступня зачесалась.
– Как?! – воскликнула ведьма.
– По зубам и по запаху.
– Зубы болят, если их зачаровывать, – оправдываясь, сообщила она.
Только бесятам было все равно, о чем спорили люди. Они свое дело знали. Гроздьями повиснув на широких плечах кузнеца, маленькие паршивцы вовсю жалили его острыми хвостами. Каждый укол нещадно зудел.
– Да не дави их! – прикрикнула Марья. – Лезь ко мне на стол!
Михайло в два прыжка очутился подле помолодевшей ведьмы и, взглянув на нее, застыл. При свете дня Марьюшка стала еще краше: щечки румяные, губки припухли от поцелуев, зеленые глазки сверкают.
Удар метлой привел его в чувство.
– Не стой истуканом! Лезь, кому говорю!
Ловко орудуя метлой из полыни, Марья сметала расшалившихся бесят на пол.
– И долго мы так будем сидеть? – спросил кузнец, устав от нестерпимого зуда.
– Лучше воевать с ними, чем с... – она оборвала себя, прислушиваясь.
С улицы послышался мерный гул. Бесята засуетились, заметались по горнице, забыв обо всем. Натолкнувшись на кадку, они всей гурьбой кинулись внутрь и даже крышечкой сверху прикрылись.
– Что? Кто? – не понял кузнец. – Куда они?
– От слуг Кощеевых прячутся, – ответила Марья, спрыгнув со стола и отбросив метлу.
Кузнец соскочил на пол.
– Может, объяснишь, что здесь происходит?
– Некогда объяснять, – отрезала ведьма и взвесила в руке кочергу.
Кузнец огляделся в поисках более серьезного оружия.
– Ты уверена, что у нас не генеральная уборка? Против бесов с метлой, против полчища кощеева с кочергой. Так и на тот свет попасть нетрудно.
– Шибко умный, да? Есть у меня кладенец, но уж больно своеволен. В руках не удержать.
– Тащи сюда.
Ведьма бросилась к печи и из глубокой ниши достала завернутый в полотенце меч.
– Разворачивай сам. В прошлый раз этот друг мне все ладони порезал.
– Ничего удивительного, – заметил Михайло, качая головой. – Так хранить оружие.
Он аккуратно развернул ткань и усмехнулся:
– Так вот ты куда делся, Разящий.
– Откуда ты его знаешь?
– Я его выковал.
– Теперь понятно, в кого он такой строптивый.
– Залежался, бедненький. Ну, сейчас напьешься кровушки супостатов.
- Это вряд ли, – прокомментировала Марья.
Кузнец взмахнул мечом, но вместо воздуха лезвие разрезало жуткого скелета, возникшего из ниоткуда.
Волосы на затылке Михайло зашевелились – за спиной он почувствовал еще одного. В голове пронеслось: «Не успею!»
– И-и-и-ех! – прокричала Марья и ударила кочергой супостата.
С громким стуком ощерившийся череп покатился по деревянному полу. Михайло обернулся и коротко бросил:
– Спасибо.
– Потом отдашь, – отмахнулась Марья.
Один за другим в горнице появлялись скелеты. Грозно щелкая зубами, они наступали плотным кольцом.
Марья и кузнец встали спина к спине. Благо скелеты оказались какими-то чахлыми и от первого же удара рассыпались на косточки. Правда, число их все время росло, и на месте одного сразу же вырастало двое.
Долго ли, коротко ли шло сражение, но силы Михайло начали иссякать. За спиной все тяжелее дышала Марья.
– Ты же ведьма, – выдавил кузнец. – Сделай что-нибудь.
– Неспроста... они падают... от одного... тычка... – задыхаясь, ответила женщина.
– И это все, на что ты способна? – поддел Михайло в надежде ее раззадорить.
– Они и так прокляты, – отозвалась Марья бодрее. – Держи удар. Недолго осталось.
Только она это произнесла, как земля задрожала, а небо потемнело. Скелеты взлетели вверх и, ударившись об потолок, прахом опали на пол.
– Неужто сам Кощей пожалует! – догадался Михайло.
– Прости меня, Мишенька, – всхлипнула Марья. – Не уберегла тебя от погибели.
Кузнец не успел ответить. В ярком сиянии посреди горницы появился Кощей.
– Жалкая женщина! Как ты осмелилась нарушить данное слово?
От его замогильного голоса завибрировали стены. Марья упала ниц и взмолилась:
– Делай со мной, что хочешь, только пощади его.
– Не указывай, что мне делать, – прорычал Кощей.
С громким криком «Защищайся!» кузнец ринулся на врага и не посмотрел, что тот был втрое выше и вдвое шире Михайло. Плевать, что огромные рога сочились ядом, а из пустых глазниц вырывалось адское пламя. Не привык кузнец прятаться за женскими юбками.
С глухим стуком Разящий отскочил от резной рукояти плетки в руках Кощея и вновь взлетел в воздух. Всполохи искр озаряли горницу. Удивился Бессмертный твердости стали и храбрости дурака, осмелившегося выступить против него. Отбросил кузнеца взглядом и уставился на меч.
– Чей кладенец?
– Мой, – прошептал кузнец, поднимаясь на ноги, чтобы продолжить бой.
– Михайло? – спросил Кощей, словно знал его с самого детства. – Тмутараканский кузнец?
– Он самый.
– Живой? – изумился Бессмертный еще больше.
– Вроде жив пока.
– Ну что ж, твоя смерть мне не нужна, – произнес Кощей и посмотрел на Марью, которая от страха за любимого забыла как дышать. – А ты, ведьма, знай: я разрываю наш уговор. Но если ты покинешь границу, все твое могущество останется здесь в этой избушке.
От радости у Марьи все поплыло перед глазами, и она лишилась сознания.

Глава 7

– Марья, Марьюшка, очнись, голубушка.
Ведьма приоткрыла глаза. Она лежала на полу, голова покоилась у кузнеца на коленях, который до крови расчесывал красные волдыри.
– Да не чеши ты, – проворчала она. – Сейчас поцелую и все пройдет.
– Полежи еще, – улыбнулся Михайло.
Но Марья села и поцеловала зудящее на шее место. Тотчас же кузнецу стало легче. Он погладил свою ненаглядную по спутанным волосам и приготовился слушать.
– Давным-давно, когда я была еще юной девушкой, в наше село пришел чародей. Он был слаб, но красив, и мое сердце пропало. Напрасно родители твердили мне, что ему нужны от меня лишь магические силы. Я доверилась ему и согласилась на ритуал, якобы единения душ. Он держал меня на цепи, выкачивая мои способности капля за каплей. Мне не оставалось ничего иного, как призвать Кощея и умолить его спасти меня. Правда, в обмен я поклялась охранять границу в Тридевятое царство и никогда не влюбляться вновь. Но из-за тебя я нарушила слово и не жалею об этом.
– Тогда пошли со мной, – воскликнул кузнец.
Она устало помотала головой.
– Куда я пойду? Ты же слышал, я навсегда лишусь своего дара.
– Ну и что?
– Как ну и что?! – воскликнула Марья, отталкивая кузнеца. – Кем я буду? Деревенской повитухой? Травницей? Нет! Здесь мое могущество!
– Да какое могущество? – вспылил Михайло. – Оглянись вокруг! Кому оно нужно? Лешему с кикиморой на пару? На семь верст ни одной души.
Марья растерянно посмотрела по сторонам. На полу осколки зеркала, опрокинутая кадка, сонные бесята, подгрызающие ножку у стола. Прав был кузнец, и от этого ей стало невыразимо горько и обидно за себя.
– Поди прочь, постылый, – сказала ведьма сгоряча и отвернулась. – Чтобы глаза мои тебя не видели.
Михайло изменился в лице, но послушно встал и вышел из избы.
На небе собирались тучи. Солнца почти не было видно.
Уже около болота кузнец остановился. Гордость не разрешала ему вернуться, любовь не пускала уйти. Но ежели он сейчас пойдет на поводу у первой, назад дороги уже не найдет. Сможет ли жить, как прежде? Таскать баб на сеновал? Париться в баньке? Состязаться в кулачных боях по великим праздникам?
«Нет!» – твердо решил кузнец, развернулся и... оказался в нежных объятиях Марьюшки.
– Не смогу без тебя, – прошептала она, уткнувшись Михайло в шею.
– Я тоже, – ответил он и закружил любимую.
Внезапно деревья, заскрипев, расступились. Ведьма и кузнец притихли, испуганно вскинув головы. Избушка, раскачиваясь на своих куриных ножках, шагала вслед за ними, а над ее крышей летел огромный черный ворон.
– Кар-кар! Постойте! Их бин бай ощ! Возьмите меня с собой!
Марья с кузнецом переглянулись и счастливо рассмеялись.

***

А тем временем Кощей вернулся в башню, где томилась самая прекрасная девушка Полесья.
– Жив твой Михайло, – заявил он с порога. – Не скрою, собирался убить кузнеца, но вовремя узнал. Как видишь, я свою часть уговора выполнил. Слово теперь за тобой.
– Да, – тонким мелодичным голоском ответила царевна.
– Что “да”? – не понял Кощей.
– Я стану твоей женой.

Полная луна зловеще выглядывала из-за туч. Ее желтоватый свет лишь добавлял уродливости и без того внушающим ужас дубам-исполинам. Но серого с желтовато-рыжими подпалинами волка, одиноко сидящего на пригорке, давно уже не пугали стражи кощеева царства.
Где-то рядом его ждала стая. Он чуял запах сородичей, слышал их дружную песнь. Но сегодня ему хотелось побыть одному.
В последние дни все чаще его человеческое сердце сжималось от непонятной грусти. Предчувствия сбивали с толку и мешали спать. Он начал промахиваться на охоте и огрызаться на вожака.
– У-у-у-у! – вой, полный щемящей тоски по чему-то далекому, забытому, вырвался из груди.
– У-у-у-у! – повторил серый, стараясь заглушить боль по чему-то несбыточному.
– У-у-у-у! – взвыл в третий раз, громче и злее, желая навсегда избавиться от глупых человеческих чувств.
Внезапно порыв ветра взъерошил мех, принеся с собой тонкий, чуть сладковатый аромат женской кожи.
– Вар-рвар-р-ра! – прорычал волк, вспомнив забытое имя своей полесской царевны.
Из-за нее он потерял покой и сон. Из-за нее оказался в Дремучем лесу. Из-за нее обрядился в волчью шкуру.
В ярости оскалив пасть, вскочил серый волк и бросился в самую чащу, туда, где блуждала виновница всех его бед.

Ничего такая сказка! Кузнец-молодец, Иван-дурак, Кощей,Кикимора,Леший, Марья-прямо искусница! Вся веселая гоп компания! Надеюсь Иван-дурак он же волк уму разуму наберется. А самой красивой девушке Полесья, тоже какая-нибудь шапка не помешает. :lol!: Ворон Кар-кар отпадная птичка. Спасибо!

Ооо, и у нас тут вторая часть "Сказки...". Класс. А меня вот кикимора восхитила - самая моднячая барышня в болоте, а заячьему хвостику-то вообще все лягушки обзавидуются
И снова какой многозначительный конец :lol!: Умеешь же заинтриговать :obnimau:
Спасибо, Светочка, за такую чудесную сказку перед сном

обалденный рассказ, давно я не читала такой истории, которая цепляла с первых строк, герои просто потрясающие, изумительная атмосфера сказки, и как же хочется узнать что ж там с царевной

Родные мои, спасибо за отзывы. :obnimau:

Прочитала) Светулька ты МОЛОДЕЦ! отличная сказка на ночь) жду еще) :obnimau:

Спасибо, Викуль. Мне приятно это знать)

Спасибо за сказку :cvetok: . Очень интересно, как Иван будет Варвару спасать :bous:

Спасибо за отличную сказочную историю! :cvetok:

ALino, Sharm, рада, что вам понравилось!)

:privet: спасибо за сказку, а продолжение будет???? что случится с Иваном и Варварой?????

Irisha, конечно, будет)

Да, правда, интересная сказка! и даже вроде отрицательные герои - хорошими кажутся. Но вот вопрос - откуда Кощей знает Михайло-кузнеца? И как Ивашка назад в человека обернется? Жалко дурня